Поступь хаоса - Страница 68

К оглавлению

68

— Хворого мальчика! — кричит в ответ Уилф. — Совсем спятил от жара. Не знает, что несет!

— Правду говоришь?

— Да конечно! Хворый пострел, только и всего.

— А ну покажите, — раздается женский голос. — Мы хотим на него взглянуть.

— Вдруг он шпион? — чуть не визжа, спрашивает мл женщина. — И приведет армию прямо к нам!

— Не нужны нам шпионы! — доносится голос еще одного мужчины.

— Да это Бен! — упорствует Уилф. — Он из Фарбранча родом. Кошмары ему снятся: как армия проклятого города убивает его родных. Я ручаюсь за мальчишку!

Примерно на минуту воцаряется тишина, но Шум гудит в воздухе, как рой пчел. Все смотрят на нас. Я пытаюсь вызывать в голове лихорадочный бред, думая о завоевании Фарбранча — это несложно, и сердце сразу заходится от боли.

Тишина громкая, как рев толпы.

А потом все кончается.

Медленно-медленно быки и лошади снова трогаются с места: люди еще оглядываются, но они уже двинулись в путь и скоро перестанут слышать мой Шум. Уилф тоже трогает, вот только его быки идут медленней остальных, чтобы наша телега отстала.

— Ох, прости! — опять шепчет Джейн. — Уилф велел мне помалкивать, но я…

— Ничего страшного, — говорю я, лишь бы она замолчала.

— Ты уж прости, сынок, прости…

Телега вздрагивает: Уилф остановил быков. Он дожидается, пока караван отъедет подальше, спрыгивает с облучка и подходит к нам.

— Никто не слушает Уилфа, — говорит он, выдавливая еле заметную улыбку. — Но если уж слушают, то верят!

— Мне надо идти!

— Ага. Тут таперича небезопасно.

— Простите меня… — все твердит Джейн.

Я спрыгиваю с телеги, Манчи за мной. Уилф берет сумку Виолы и открывает. Джейн понимает его без слов: набирает полные горсти сушеных фруктов, хлеба и складывает все это в сумку, а сверху добавляет вяленого мяса.

— Спасибо, — говорю я.

— Надеюсь, ты ее найдешь, — говорит мне Уилф, закрывая сумку.

— Я тоже надеюсь.

Он кивает, садится обратно на облучок и дергает поводья.

— Осторожнее! — громким-прегромким шепотом говорит мне на прощание Джейн. — Не попадайся на глаза сумасшедшим!

Минуту или две я стою, провожая их взглядом, — меня все еще колотит и мучает кашель, но еда, а может, и вонь кореньев делает свое дело. Надеюсь, Манчи сможет еще раз напасть на след. Но вот как меня примут в Хейвене — это большой вопрос…

29
Тысяча ааронов

Проходит несколько минут — несколько ужасных минут, — пока Манчи снова нападает на след в лесу, затем я слышу знакомое «Сюда!», и мы пускаемся в путь.

Я уже говорил, что он хороший пес?

Наступает почти полная темнота, я все еще потею и кашляю как ненормальный, а ноги превратились в сплошные волдыри, и в голове по-прежнему гудит лихорадочный Шум, зато в животе у меня еда, и в сумке тоже — на пару дней точно хватит. Такшто вперед, и только вперед.

— Манчи, ты ее чуешь? — спрашиваю я, когда мы перебираемся по бревну через ручей. — Она жива?

— Чую Виолу, — лает он в ответ, спрыгивая с бревна на берег. — Чую страх.

От этих слов я немного и ненадолго ускоряю шаг. Опять наступает полночь (двадцать два дня? двадцать один?), и в моем фонарике садится батарейка. Я достаю из сумки Виолин, но когда сядет и он, света у меня больше не будет. Опять нам то и дело попадаются холмы, и теперь они еще круче: забираться на них сложней, спускаться опасно, но мы идем, идем, идем. Манчи все нюхает траву, а на коротких привалах, пока я кашляю, прислоняясь к деревьям, жует вяленое мясо. Потом начинает светать, и мы идем прямо к восходящему солнцу.

В тот миг, когда оно встает окончательно, мир вокруг начинает светиться.

Я останавливаюсь и хватаюсь за ближайший папоротник, чтобы не скатиться вниз по склону. Перед глазами все на секунду расплывается, я закрываю их, но это не помогает: под веками взрываются краски и искры, а тело становится как желе и качается на ветру, который дует с вершины холма. Потом мне становится лучше, хотя ощущения не проходят: мир вокруг чересчур яркий, прямо светится, как бутто я попал в сон.

— Тодд? — с тревогой лает Манчи, бог знает что увидев в моем Шуме.

— Жар, — говорю я, снова кашляя. — Не надо было выбрасывать ту мерзкую тряпку.

Другого выхода нет.

Я принимаю последние таблетки из своей аптечки, и мы идем дальше.

На вершине холма меня посещает новое видение: холмы впереди, и река, и дорога, и все остальное как бы вздымается и опадает, точно рисунок на покрывале, которое кто-то встряхивает. Я смаргиваю наваждение, и мы идем дальше. У моих ног скулит Манчи. Я наклоняюсь, чтобы его погладить, но теряю равновесие и чуть не падаю. Нет уж, надо сосредоточиться на ходьбе, а то мне нипочем не спуститься с этого холма.

Я снова вспоминаю о ноже у меня за спиной, о крови спэка, которая смешалась с моей… Мало ли какая зараза теперь кружит по моим венам!

— А может, Аарон знал? — говорю я Манчи, себе и никому, когда мы добираемся до подножия холма и я прислоняюсь к дереву. — Может, он хотел мне медленной смерти?

— Разумеется, — говорит Аарон, выглядывая из-за соседнего дерева.

Я с воплем отшатываюсь, размахивая руками, падаю на землю, отползаю и только тут поднимаю глаза…

Его больше нет.

Манчи склоняет голову набок:

— Тодд?

— Аарон, — говорю я. Сердце колотится, как сумасшедшее, и я вот-вот выкашляю свои легкие.

Манчи снова принюхивается к воздуху, потом к траве.

— Сюда, — лает он, переминаясь с лапы на лапу.

Без конца кашляя, я осматриваю пестрый и зыбкий мир.

68