Поступь хаоса - Страница 95

К оглавлению

95

Я вглядываюсь в Виолу, стоящую между скамьями в свете белой планеты, лун и зыбкого сияния водопада, я вглядываюсь в ее лицо, позу, глаза и понимаю, что по-прежнему знаю эту девочку, что она все еще Виола Ид, а тишина вовсе не означает пустоту. Никогда не означала.

Я смотрю ей прямо в глаза:

— Я встречу его, как мужчина мужчину.

И хотя вокруг стоит ужасный грохот и Виола точно не слышит моих мыслей, она отвечает мне таким же решительным взглядом.

Она тоже все поняла.

Виола расправляет плечи и становится чуточку выше.

— Я не стану прятаться. Раз ты не прячешься, я тоже не хочу.

И больше мне ничего не нужно знать.

Я киваю:

— Готова?

Она поднимает взгляд.

И коротко, решительно кивает.

Я снова поворачиваюсь к туннелю.

Закрываю глаза.

Делаю глубокий вдох.

И весь воздух, какой есть в моих легких, все мысли и чувства вкладываю в единственный крик…

— ААРОН!!!!!!

А потом открываю глаза и жду.

41
Если падет один

Сначала я вижу его ноги: они неторопливо спускаются по ступенькам. Узнав, что мы здесь, Аарон уже никуда не спешит.

Нож я держу в правой руке, но левая тоже наготове. Я стою в проходе между скамьями, прямо посреди церкви, Виола немного дальше и в стороне.

Я готов.

Я действительно готов.

Все события последних дней вели меня к этому: чтобы я пришел в церковь, взял нож и защитил то, ради чего не жалко отдать жизнь.

Вернее, ту.

И если уж делать выбор, кто умрет — Аарон или Виола, — то никакого выбора у меня нет, а армия пусть катится к чертям.

Вопщем, я готов.

И всегда буду готов.

Потомушто теперь я знаю, что ему нужно.

— Давай, — шепчу я.

Сначала я вижу ноги Аарона, потом руки: в одной винтовка, другая держится за стенку.

А потом появляется его лицо.

Чудовищное лицо.

Наполовину разорванное, сквозь щеку торчат зубы, на месте носа зияет страшная дыра. Сразу и не поймешь, что это человек.

Но он улыбается.

И вот тут-то на меня накатывает страх.

— Тодд Хьюитт, — спокойно говорит он, бутто здороваясь со старым приятелем.

Я отвечаю громким голосом, прикладывая все силы, чтобы он не дрожал:

— Можешь опустить винтовку, Аарон!

— Неужели? — удивленно говорит он, замечая за моей спиной Виолу. Оглядываться на нее необязательно: она смотрит на Аарона в упор, собрав в кулак всю свою храбрость.

И это придает мне сил.

— Я знаю, что тебе надо, — говорю я. — Догадался.

— Правда, малыш Тодд? — Я чувствую, как Аарон машинально прощупывает мой Шум.

— Жертва не она.

Он молча входит в церковь и быстро оглядывает крест, скамьи, кафедру.

— И не я.

Свирепый оскал Аарона становится еще шире. Рана на щеке рвется дальше и брыжжет свежей кровью.

— Проворный ум — дар Сатаны, — говорит он. Видимо, таким странным образом он признает мою правоту.

Я расставляю ноги чуть шире и не свожу с него глаз: Аарон продвигается к той половине пещеры, где установлена кафедра. То есть ближе к обрыву.

— Это ты, — продолжаю я. — Жертва ты.

Я распахиваю свой Шум как можно шире: и Аарон, и Виола должны увидеть, что я говорю правду.

Потомушто перед моим побегом с фермы Бен успел мельком показать, как мальчики Прентисстауна становятся мужчинами, и почему они больше не разговаривают с другими мальчиками, и как они становятся пособниками всех страшных преступлений…

Мне трудно это произнести…

Но…

Они становятся мужчинами, когда убивают.

Без помощи взрослых, сами, в одиночку.

Все те пропавшие без вести…

Никуда они не пропадали.

Мистер Ройял, мой старый школьный учитель, который однажды перепил виски и застрелился, на самом деле не застрелился. В свой тринадцатый день рождения его убил Сэб Манди: встал и спустил курок на глазах у остальных мужчин Прентисстауна. Мистер Голт, чье стадо перешло к нам два года назад, хотел пропасть без вести. Но мэр Прентисс догнал его и — в полном согласии с законом Нового света — казнил. Правда, сначала он дождался тринадцатого дня рождения своего сына, а уж тот в одиночку замучил мистера Голта до смерти.

И так далее, и так далее. Мальчики убивали мужчин и сами становились мужчинами. Если людям мэра удавалось поймать какого-нибудь беглеца, его припрятывали до очередного дня рождения. А если нет — что ж, тогда они выбирали неугодного им прентисстаунца и объявляли что он пропал без вести.

Жизнь мужчины отдавали в руки мальчика.

Мужчина умирает, мужчина рождается.

Все виновны. Все пособники.

Кроме меня.

— О господи! — слышу я голос Виолы.

— Но я не захотел подчиниться, так? — говорю я.

— Ты был последним, Тодд Хьюитт, — говорит Аарон. — Последним солдатом безупречной армии Господа Бога.

— Бог никакого отношения к вашей армии не имеет, — говорю я. — Опусти винтовку. Теперь я знаю, что мне нужно сделать.

— Но убийца ли ты, Тодд? — спрашивает Аарон, склонив голову набок и все шире растягивая невозможную улыбку. — Может, просто врунишка?

— А ты прочти меня. Прочти — и узнаешь, на что я способен.

Аарон теперь стоит за кафедрой, глядя прямо на меня и протягивая ко мне жадные щупальца своего Шума. Жертвоприношение, слышу я, и божий промысл, и святой мученик.

— Может, ты и прав, малыш Тодд.

И он кладет винтовку на кафедру.

Я сглатываю слюну и стискиваю рукоять ножа.

Но тут он глядит на Виолу и издает тихий смешок.

— Нет уж! — говорит он. — Маленькие девочки такие хитрые!

95